07 июня 2020 г. Просмотров: 1948
Валентин Катасонов
Технологии «мягкой силы» в антиутопии О. Хаксли
Литература в жанре антиутопии становится всё более востребованной. Оно и неудивительно: имеются серьёзные признаки того, что человечество семимильными шагами движется к какому-то новому мировому порядку. И антиутопии могут содержать подсказки насчёт того, что это за порядок.
Назову наиболее известные антиутопии: «Мы» (1920 г.) Евгения Замятина; «Котлован» (1930) Андрея Платонова, «О дивный новый мир» (1932) Олдоса Хаксли, «Война с саламандрами» (1936) Карела Чапека, «Скотный двор» (1945) и «1984» (1948) Джорджа Оруэлла, «451 градус по Фаренгейту» (1953) Рэя Брэдбери, «Атлант расправил плечи» (1957) Айн Рэнд, «Заводной апельсин» (1962) Энтони Бёрджесса, «Час быка» (1970) Ивана Ефремова и др.
Отличительной особенностью всех «идеальных» общественных систем является их устойчивость, отсутствие революций, иных социальных потрясений, несправедливости, голода, а главное, всеобщее «счастье». На первый взгляд, такие модели общества правильнее именовать утопиями – разве не об этом мечтали многие мыслители и общественные деятели прошлого, называемые утопистами?
Однако при ближайшем рассмотрении многие утопии, особенно в Новое время оказываются антиутопиями; они предусматривают достижение благих целей не очень, мягко выражаясь, благими средствами.
Во всех без исключения произведениях жанра антиутопии важнейшее место уделяется науке и технике. «Идеальные» общества создаются на фундаменте тех или иных достижений научно-технического прогресса. Анализируя роман-антиутопию Евгения Замятина «Мы», я упомянул некоторые научно-технические чудеса, которые обеспечивали «счастье» в Едином Государстве. Наука и техника в этом романе, как и в других антиутопиях, выступает в трёх ипостасях.
Во-первых, как средство познания окружающего мира и покорения природы ради удовлетворения материальных потребностей всех членов общества. Так, в романе «Мы» продовольственная проблема решается путём всеобщего перехода на производство продуктов питания из нефти.
Во-вторых, как средство построения общества наподобие гигантской машины, где каждый человек является маленькой деталькой. В романе «Мы» собирание всех людей в один муравейник осуществляется с помощью Часовой Скрижали и системы тейлоризма.
В-третьих, как средство переделки самого человека. Примеры такого вмешательства в природу человека мы и видим в романе «Мы». В конце романа Благодетель (глава Единого Государства) подписывает указ о том, чтобы все нумера (так называются граждане государства) прошли Великую Операцию по изъятию из мозга «центра фантазии». Это одно из наиболее радикальных средств лишения человека души (её у человека быть не должно, она мешает ему быть счастливым).
Из всех антиутопий наиболее ярко и подробно тема переделки человека освещена в романе английского писателя Олдоса Хаксли «О дивный новый мир», вышедшем в 1932 году.
На этом моменте (переделка человека) я хотел бы остановиться подробнее. Из всех антиутопий, с которыми я знаком, наиболее ярко и подробно тема переделки человека освещена в романе английского писателя Олдоса Хаксли «О дивный новый мир», вышедшем в 1932 году. У Хаксли «идеальное» общество не имеет внешне признаков тоталитарного единообразия. В романе «Мы», например, за гражданами ведётся слежка, их могут наказывать и даже казнить (для этого создана Машина Благодетеля – уникальное техническое средство физической ликвидации). У Джорджа Оруэлла в романе «1984» Министерство Любви отслеживает нелояльных Большому Брату и партии людей и уничтожает их.
А вот в «Дивном новом мире» мы не видим внешнего насилия над человеком. Все по-своему счастливы, по крайней мере не проявляют никакого недовольства. В чём секрет такого «идеального» общества? В том, что у Хаксли другие люди, отличающиеся от обитателей «идеальных» миров остальных антиутопий. Один из десяти правителей Мирового государства («дивного нового мира») Мустафа Монд откровенничает: «Править надо с умом, а не кнутом. Не кулаками действовать, а на мозги воздействовать». Конечно, в системе управления «дивным новым миром» также время от времени происходят сбои, иногда появляются диссиденты. Однако там обходятся без Машины Благодетеля: диссидентов просто ссылают в далёкие края. В романе в ссылку отправляют двух таких диссидентов: Бернарда Маркса в Исландию, Гельмгольца на Фолклендские острова.
Если у Замятина в романе мы видим большое количество технических приборов и машин, совершенно фантастических для времени написания романа «Мы» (чего стоит, например, космический корабль, который должен лететь к дальним планетам), то у Хаксли ничего такого нет. Ну есть у него летательные аппараты (вертопланы), но кого можно было этим удивить в 1932 году, когда роман был опубликован? Да, есть у Хаксли и искусственная еда, но она существует наряду с натуральной. Не то что в романе Замятина, где питаются исключительно продуктами, созданными из нефти.
Зато у Хаксли мы узнаём, что все усилия науки и техники направлены на переделку человека. В современной западной литературе это называется hume-tech (в отличие от привычного термина high-tech). Новый человек должен стать продуктом науки и техники, и к тому времени, которое описывается в романе, эта задача в основном решена. Не до конца, правда, но обитатели «дивного нового мира» ожидают, что не за горами время, когда её решат полностью и окончательно. У Хаксли мы уже видим нелюдей – существ, имеющих лишь человеческую оболочку. Толлько немногие у Хаксли имеют рудименты человеческого сознания и совести.
Девиз планеты в Мировом Государстве: «Общность, Одинаковость, Стабильность».
Принцип «Одинаковости» последовательно проводится посредством организации конвейерного производства стандартизированных людей. В «дивном новом мире» за редчайшими исключениями люди не рождаются естественным путём, а выращиваются в бутылях на специальных заводах – инкубаториях. На выходе этого производства – пять модификаций продукта. В обществе существует пять каст (они обозначаются буквами «альфа», «бета», «гамма», «дельта», «эпсилон»). Соответственно, на ранних стадиях развития человеческих эмбрионов их искусственно разделяют на пять видов с различными умственными и физическими свойствами. Разделение происходит с помощью добавления в бутыль тех или иных веществ и смесей. В рамках каждого вида (касты) продукты должны быть абсолютно одинаковыми, отвечать необходимым стандартам. Унификация достигается путём клонирования (на выходе получаются однояйцевые близнецы). Всю эту кухню можно назвать «генетическим программированием».
На стадии развития эмбриона определяется будущая социально-производственная функция «продукта». У будущих химиков формируют стойкость к свинцу, каустической соде, смолам, хлору. Горнорабочим прививают склонность к теплу. «Эпсилонам» отводятся самые тяжёлые и грязные работы, не требующие интеллекта. На выходе они выглядят полуидиотами. Наиболее высокими физическими и умственными характеристиками должны обладать продукты, обозначенные как «альфа». На них возлагаются функции управления, воспитания, научно-технической деятельности.
Как только младенца извлекают из бутыли (рождение называется «раскупоркой»), он попадает на воспитательный конвейер. Наука создала много эффективных методов формирования «правильного» сознания. Например, во сне ребёнку внушаются установки на потребление, коллективизм, классовые разграничения, гигиену и т. п. Это гипнопедия – гипноз во сне.
Когда дети бодрствуют, у них вырабатывают определённые безусловные рефлексы, чтобы ребенок к чему-то тянулся, а от чего-то отвращался. Например, директор детского сада даёт команду няням привести «ползунков»; няни привозят большие тележки, в которых лежат дети из группы «дельта». Затем он даёт команду подвести ребятишек к стенду с книжками и цветами. Дети тянутся к красивым предметам, но их бьёт током. Операция повторяется, но дети уже не тянутся к цветам и книжкам. Директор объясняет эту меру необходимостью отучить представителей касты «дельта» любить природу и литературу. На их эстетическое и умственное развитие не следует «расходовать время Общества», ведь дельты должны заниматься грязными, тяжёлыми работами. Интеллектуальная и творческая деятельность им противопоказана. При сохранении любви к природе дельты будут пользоваться транспортом, чтобы уехать за город, а это ненужные экономические затраты, от которых «страдало предыдущее общество». Директор уверен, что дети программируются от «ненужного потребления» и детский сад выполняет очень важную общественную задачу.
В процессе воспитания людям прививается любовь к своей касте, восхищение вышестоящей кастой и пренебрежение к низшим кастам. Каждому человеку, независимо от касты, прививается привычка к удовольствиям и развлечениям, культ потребления. Человек потребляющий охотно конвертирует свою свободу в удовольствия (власти и нужна добровольная сдача человеком свободы).
В романе говорится о потреблении не столько привычных продуктов и товаров, сколько наркотиков, которые называются «сомой». Это гениальное изобретение. Сома считается безвредным наркотиком (не препятствующим выполнению социально-трудовых функций) и в то же время эффективным средством, снимающим депрессии. Популярна присказка: «Сомы грамм – и нету драм!» Поэтому жители «дивного нового мира» редко грустят, редко радуются жизни. У сомы есть один недостаток – потребляющие этот наркотик умирают рано. Однако и здесь имеется большой плюс: в обществе нет стариков, граждане «дивного нового мира» живут в радости и не знают, что такое старость. Принятие большой дозы сомы перед смертью делает уход из жизни даже приятным.
Что касается такого столпа государственного порядка, как «Общность», то она возможна лишь при отмене частной собственности не только на средства производства, но и на детей. Мысль о «приватизации» детей никому из граждан Мирового государства даже не приходит в голову, поскольку дети – продукт, сходящий с конвейера Инкубатория. Не может быть также никаких особых прав у мужчины на женщину, а у женщины на мужчину. Института брака и семьи в «дивном новом мире» нет. Наличие постоянного полового партнёра считается неприличным. Пропагандируется принцип: «Каждый принадлежит всем остальным». А хаотичные сексуальные отношения между субъектами называется «взаимопользованием».
Слова «семья» и «брак» имеют оттенок неприличных, а «отец» и «мать» считаются грубыми ругательствами (особенно «мать» – ведь дети не вынашиваются в женской утробе, а выращиваются в колбах). Уроки сексуального воспитания и сексуальные игры обязательны для всех детей, а взрослые ведут беспорядочную половую жизнь и смотрят в кино порнографию. Это считается залогом психического здоровья. Для нестерилизованных женщин обязательна контрацепция и уроки мальтузианства.
Те, кто выстраивал «дивный новый мир», пришли к простому выводу, до которого не могли додуматься диктаторы предшествующих веков: тоталитарное общество, основанное на насилии, неустойчиво. В какой-то момент народ становится сильнее правителей и свергает их. Совсем по-другому выглядит власть над человекоподобным существами, которые чувствуют себя «счастливыми», удовлетворяя свои «базовые» потребности в еде, сексе и развлечениях. Такая власть надёжна, ибо управляет людьми слабыми, у которых нет и помыслов свергать правителей. Зачем уничтожать власть, гарантирующую «базовые» блага?
В 1958 года О. Хаксли написал «Возвращение в прекрасный новый мир». Это эссе, в котором автор констатирует, что мир движется к состоянию, описанному в его романе-антиутопии куда быстрее, чем он думал. Наркотики уже захлёстывают мир. Атмосфера «свободной любви» царит, на семью и брак многие смотрят как на анахронизм. Телевидение стало более эффективным средством «промывки мозгов», чем пропаганда Геббельса. В секретных лабораториях занимаются опытами по части генной инженерии.
О. Хаксли пишет, что послевоенный Запад подтверждает высказанную в романе «О дивный новый мир» догадку о том, что для эффективного контроля над каждым человеком нужно не наказывать за нежелательное поведение, а награждать за желательное. «В итоге террор – менее эффективное средство управления, чем ненасильственное преобразование окружающего мира, а также мыслей и чувств людей», – заключает О. Хаксли. Это и есть та технология "мягкой силы", которая сегодня успешно применяется к людям.
Источник:
|